Немного искусства по теме от Л.Леонова
"Притча о неистовом Калафате"
Дед от прадеда слышал, а прадеду сталовер по книге читал.
... Древне-т времена - просторные! И воздухи были чище! Поля да птицы, леса да лисицы, а по овражкам ключи бьют. Державы сидели огромадные, никаких годов не хватит державу обойти. Цари рожались нелюдимые, один другого дичей. Выйдет с утра на башню и глядит поверх лесов, - очень вид хорош бывал: облака бегут, леса шумят, реки катятся. А заест царя скукота, он и заорет с башни: "Все мое! И реки, и леса, и болота, и овраги, и мужик, и медведь, и земля, и поднебесные!" Мужик и не обижался, хоть и слышал. И петух с жердины про свое хозяйство кричит, а его еще за то и муравьиными яйцами кормят. Шутки-дело, так и сидел царь заместо петуха. Без обиды люди жили тогда...
Посередь тех времен родился у одного такого петуха сынок. И стал он рости, и стал он волосами обрастать... Одними волосами прославиться мог человек. Шутки-дело! Прямо из глаз волосья хлещут! И по девятому году пришел сынок к папаше: "Ты, - говорит, - папаша, нескладно живешь. Все твое царство вразброд! А ну, ответь мне, сколько травин в твоем поле, сколько лесин в лесу? Рыб в реках, звезд в небе? Каждой травине счет нужен. Ага, ты не знаешь!?" - Почесался папаша. "Дак ведь вот, - отвечает, - двадцать колен так жили. Ели невпроворот, спали крепко, очень замечательно жили!" - "Неправильно, - отвечает сын. - А вот есть наука еометрия, тебе по ней нужно жить. На каждую рыбину поставим номер, тоже и на звезду, тоже и на каждую травину, холостую и цветущую. Вот, я ухожу в горы. Там буду еометрию учить..." Шутки-дело! взвалил избу на плечи и пошел в горы.
Одиннадцать годков в избе просидел. Другой земли сколько бы напахал, а этому далась одна еометрия. Одним словом и доучился до точки. По двадцатому году пришел сын к отцу. "Здравствуй, - говорит, - папаша, как здоровье?" Напугался отец: "Вырос ты, - говорит, - очень!" А тот и действительно возрос: бывало, выйдет в грозу, помашет шапкой в небе и разгонит тучи. "Вот, - говорит сын, - теперь я тебя оставляю, а буду сам дело делать. Ныне имя мне будет - Калафат (по-ихнему значит - до всего доберусь!) Я теперь знаю, чем мне мир удивить!" Папаша и говорит: "Вы, умные, пойте, а мы, дураки, послушаем!" Тут папашу он отстранил и стал трудиться в поте лица. На рыб поставил клейма, птицам выдал пачпорта, каждую травину записал в книгу...
И все кругом погрустнело. Обезмолвились рощи, поганым осинником поруби повелись. Шутки-дело! - полнейший ералаш в природе. Медведь, и тот чахнет, не знает - человек он или зверь, раз пачпорт ему на руки выдаден. А уж Калафат задумал башню строить до небес. "Посмотрю, - сказал, - какой оттуда вид открывается. Кстати и звезды поклеймим!" Отсюда, как задумал, тут и пошел конец земному шару.
Шутки-дело, - начинаются Калафатовы дни. Мужиков со своей державы собрал, пошел воевать. Семь глухих стран покорил, да две ему так сдались, с голосу. Оттудова шарахнул Калафат к морю, там народишку прихватил. Все эти военнопленные и должны были башню ему воздвигать.
Только когда с народами-то шел домой, сустрелся ему лесной старичок, - на нем шляпа деревянной коры, в руках лукошко. "Не противься, - говорит старичок. - Распусти всю армию, не делай зла себе, а лучше сапоги шей!" - "Нет, - отвечает, - буду башню строить". "Так ведь туда и другие дороги есть!" - старичок говорит. - "Вырасти хочу!" - отвечает Калафат. - "Так ведь уж и так велик. Сказывали, будто воробей у тебя до десяти фунтов распух?.." - "Это еще что! - Калафат похвалился. - У меня вошь и та до пяти фунтов дошла!" Старичок засмеялся: "Зачем же тебе расти, коли и вошь рядом с тобой растет. Ты - с гору, а вошь - с полгоры. Еще более будет она тебя глодать!" Отвернулся Калафат от старичка, - еометрии-де не знает.
И вот тогда все пухнуть стало! Люди пухли силой да яростью, дерево - гордыней, что земное, ночь вдвое против дня распухла, - растет Калафатова башня. Под самые небеса ушла. Двадцать годов строил! Ему - двадцать годов, нам - двадцать веков. Год нужен ее кругом обойти. Тучи об нее бьются и ручьями вниз по стенке бегут. Тут раз приходит старший каменщик: "Некуда больше, - говорит. - Уперлись. И довольно сыро... Жулики уж пытаются первыми взлезть!" А это и верно, - пока строили башню, уйма жулья развелось, - на каждый кирпич по жулику.
Тут по весне раз и собрался Калафат на небо. Семерых жуликов, самых честных, выбрал с собой, зашел в башню, все затворы защелкнул, чтоб никто из простонародья, скажем, не мог за ним итти. Тут начинается Калафатово вознесенье, - шуточки...
Пять годов подымался Калафат. Пятеро из жуликов уж и померли, сырости не вынесли. Все влезают и влезают. Под конец пятого года заяснилось небо вверху. Наддал Калафат жару в ноги и выскочил на самый верх. Огляделся и завыл. Сталовер-те сказывал, - ни одна собака травленая так не выла, как царь этот выл. Вся еометрия на смарку пошла!..
Покуда подымался царь по башне, не выносила башня Калафатовой тяжести, все уходила в землю. Ни на вершок не поднялся: он - шаг вверх, а башня - шаг вниз, в землю. А вокруг сызнов леса шумят, а в лесах лисицы. Благоуханно поля цветут, а в полях - птицы. Поскидала с себя природа Калафатовы пачпорта...
Так ни к чему и не прикончилось...
Евграф кончил и опять посмеялся огню.
- Каб ее бетоном сперва залить, землю-те... Может и польза б вышла! - сказал Тешка-пензяк.
- Во-во! Может там сено растет... Так и не возить, - скидывай его прямо сверху, - передразнил Семен.
- А старичок-те любопытен... - заметил Стафеев. - Добра желал!