Агния БартоУрожденная Гетель Лейбовна Волова. Согласно архивным данным родилась 4 февраля (по старому стилю) в местечковой еврейской семье в 1901 году в Ковно, родители - Абрам-Лев Нахманович Волов и Мария Эльяш-Гиршевна Блох (см. запись о рождении в канцелярии ковенского городского раввина.) Согласно свидетельству дочери поэтессы Т. А. Щегляевой, Агния Барто родилась в 1907 году; согласно большинству энциклопедий — в 1906 году; согласно прижизненной Литературной энциклопедии в 11 тт. под редакцией В. М. Фриче и А. В. Луначарского (1929) — в 1904 году.
Так что с датой рождения полнейший разнобой.
С первым мужем Павлом Барто («идет бычок, качается») рассталась довольно быстро, но фамилию – оставила.
Стихи Барто характерны тем, что она называет своих персонажей по именам: «Мы с Тамарой», «Кто не знает Любочку», «Наша Таня громко плачет», «Лешенька, Лешенька, сделай одолжение».
Агния Барто – злая, унылая и озабоченная тетка («я люблю свою мохнатую лошадку») плюс сплошные трагедии у героев стихов:
. . . уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу . . .
. . . зайку бросила хозяйка, под дождем остался зайка . . .
. . . кот кататься не привык, опрокинул грузовик . . .
. . . ой, доска кончается, сейчас я упаду . . .
. . . он (козленок) заблудится в саду . . .
. . . наша Таня громко плачет . . .
. . . левой-правой, барабан уже дырявый . . .
Сравниваем с Хармсом (Ювачёв, чистокровный русский).
Солнечный, веселый, остроумный, светлый человек.
В 1904 году, 1-го апреля, папа начал опять подъезжать к маме с предложением. Но мама, помня прошлогодний случай, сказала, что теперь она уже больше не желает оставаться в глупом положении, и опять не подпустила к себе папу. Сколько папа ни бушевал, ничего не помогло. И только год спустя удалось моему папе уломать мою маму и зачать меня.
Итак мое зачатие произошло 1-го апреля 1905 года.
Однако все папины расчеты рухнули, потому что я оказался недоноском и родился на четыре месяца раньше срока. Папа так разбушевался, что акушерка, принявшая меня, растерялась и начала запихивать меня обратно, откуда я только что вылез.
Присутствующий при этом один наш знакомый, студент Военно-Медицинской Академии, заявил, что запихать меня обратно не удастся. Однако несмотря на слова студента, меня все же запихали, но, правда, как потом выяснилось, запихать-то запихали, да второпях не туда. Тут началась страшная суматоха.
Родительница кричит: «Подавайте мне моего ребенка!»
Ей отвечают: «Ваш, говорят, ребенок находится внутри вас». «Как! — кричит родительница.— Как ребенок внутри меня, когда я его только что родила!»
«Но,— говорят родительнице,— может быть вы ошибаетесь?»
«Как! — кричит родительница,— ошибаюсь! Разве я могу ошибаться! Я сама видела, что ребенок только что вот тут лежал на простыне!»
«Это верно,— говорят родительнице.— Но, может быть, он куда-нибудь заполз». Одним словом, и сами не знают, что сказать родительнице. А родительница шумит и требует своего ребенка.
Пришлось звать опытного доктора. Опытный доктор осмотрел родительницу и руками развел, однако все же сообразил и дал родительнице хорошую порцию английской соли. Родительницу пронесло, и таким образом я вторично вышел на свет.
Тут опять папа разбушевался,— дескать, это, мол, ещё нельзя назвать рождением, что это, мол, ещё не человек, а скорее наполовину зародыш, и что его следует либо опять обратно запихать, либо посадить в инкубатор. И они посадили меня в инкубатор.
В инкубаторе я просидел четыре месяца. Помню только, что инкубатор был стеклянный, прозрачный и с градусником. Я сидел внутри инкубатора на вате.
Больше я ничего не помню. Через четыре месяца меня вынули из инкубатора. Это сделали как раз 1-го января 1906 года. Таким образом, я как бы родился в третий раз.
Днем моего рождения стали считать именно 1 января.
Я не люблю детей, стариков, старух и благоразумных пожилых.
Я уважаю только молодых, здоровых и пышных женщин. К остальным представителям человечества я отношусь подозрительно.
Женщины меня интересовали всегда. Меня всегда волновали женские ножки, в особенности выше колен.
Многие считают женщин порочными существами. А я нисколько! Наоборот, даже считаю их чем-то очень приятными.
Если я что-нибудь говорю, значит, это правильно. Спорить со мной никому не советую, все равно он останется в дураках, потому что я всякого переспорю.В декабре 1931 года Хармс был арестован по обвинению в участии в «антисоветской группе писателей», причём поводом для ареста стала работа в детской литературе, а не шумные эпатирующие выступления обэриутов.
Хармс был приговорен коллегией ОГПУ к трём годам исправительных лагерей 21 марта 1932 года. В тексте приговора употреблён термин «концлагерь».
